Неточные совпадения
И если в
войне есть озверение и
потеря человеческого облика, то есть в ней и великая любовь, преломленная во тьме.
На шестьдесят оставшихся в живых человек, почти за пять месяцев отчаянной боевой работы, за разгон шаек, за десятки взятых в плен и перебитых в схватках башибузуков, за наши
потери ранеными и убитыми нам прислали восемь медалей, которые мы распределили между особенно храбрыми, не имевшими еще за
войну Георгиевских крестов; хотя эти последние, также отличившиеся и теперь тоже стоили наград, но они ничего не получили, во-первых, потому, что эта награда была ниже креста, а во-вторых, чтобы не обидеть совсем не награжденных товарищей.
В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни:
потеря родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный побег на
войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица, милая Милица, с её замкнутым, серьезным не по летам лицом, с её синими глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.
В это время отношения России с Швецией обострились. Возможность
войны становилась все более и более вероятной, так как Швеция не могла примириться с
потерей провинций на восточном побережье Балтийского моря и собиралась возвратить их силой оружия. Елизавета и Лесток хотели выждать начала
войны и воспользоваться смятением, какое вызовет при петербургском дворе весть о приближении неприятеля, чтобы подать сигнал к восстанию.
Благодаря неусыпной энергии светлейшего князя Григория Александровича Потемкина, это великое дело было окончено без
войны и
потерь.
Да простят мне дорогие читатели то небольшое историческое отступление от нити рассказа, необходимое для того, чтобы определить настроение русского царя и народа после несчастного окончания
войны и невыгодного мира с Польшею, заключенного с
потерею многих областей. Взамен этих областей, к понятной радости царя и народа, явилось целое Царство сибирское, завоеванное Ермаком Тимофеевичем, подвигнутым на это славное дело ожиданием царского прощения и любовью к Ксении Яковлевне Строгановой!
Мы до сих пор, выражаясь языком Суворова, «заманиваем» японцев, и хотя бои под Тюренченом и Вафангоу окончились для нас значительными
потерями, но ничего не изменили в заранее определённом плане компании, плане, где всё происшедшее являлось лишь прелюдией
войны, а сама «
война» должна начаться вскоре, но ещё, действительно, не начиналась.
Удовлетворим, однако, понятное любопытство читателей и расскажем, каким образом наш герой из Петербурга, где мы оставили его после невольного путешествия в Пинегу и обратно, пораженного страшной
потерей,
потерей любимой им девушки, очутился на театре русско-турецкой
войны.
Ежели он доносит, что
потеря велика, — неправда; может быть около 4-х тысяч, не более, но и того нет; хотя бы и десять, как быть,
война!
Это было в то время, когда Россия в лице дальновидных девственниц-политиков оплакивала разрушение мечтаний о молебне в Софийском соборе и чувствительнейшую для отечества
потерю двух великих людей, погибших во время
войны (одного, увлекшегося желанием как можно скорее отслужить молебен в упомянутом соборе и павшего в полях Валахии, но зато и оставившего в тех же полях два эскадрона гусар, и другого, неоцененного человека, раздававшего чай, чужие деньги и простыни раненым и не кравшего ни того, ни другого); в то время, когда со всех сторон, во всех отраслях человеческой деятельности, в России, как грибы, вырастали великие люди-полководцы, администраторы, экономисты, писатели, ораторы и просто великие люди без особого призвания и цели.
Она слышала от знакомых и друзей про его храбрость на
войне и знала про его мужество при
потере состояния и свободы и представляла себе его героем, всегда живущим возвышенной героической жизнью; в действительности же, с своей необыкновенной физической силой и храбростью, он оказался кротким, смирным ягненком, самым простым человеком, с добродушными шутками, с той самой детской улыбкой чувственного рта, окруженного белокурой бородкой и усами, которая прельстила ее еще в Рожанке, и с неугасимой трубкой, которая была ей особенно тяжела во время беременности.
Я понимал и понимаю, что под влиянием минуты раздражения, злобы, мести,
потери сознания своей человечности человек может убить, защищая близкого человека, даже себя, может под влиянием патриотического, стадного внушения, подвергая себя опасности смерти, участвовать в совокупном убийстве на
войне.